к теме культуры досуга
Едва начатые заметки по теме с длинными цитатами.
- «Политика» Аристотеля. Где тема достойных занятий.
- Схолэ - это досуг - греч. σχολή — «свободное время, досуг, школа», греч. σχολαστικός — «учёный» (Схолии (из греч. σχόλιον первоначально «школьный комментарий» от греч. σχολή «досуг, школа») — небольшие комментарии на полях (маргинальные схолии) или между строк (интерлинеарные схолии) античной или средневековой рукописи.)
- викторианское счастье
- толстой про аристократов
otium
https://ancientrome.ru/publik/article.htm?a=1279726861 Я. Ю. Межерицкий «INERS OTIUM» Текст приводится по изданию: Быт и история в античности. М., Наука, 1988, с. 41—68.
В тексте очень видна и подозрительность, и вынужденность otium-а. Выбрала, может быть, самое оправдывающее, мда.
Еще более актуальным и перспективным, учитывая дальнейшее развитие событий в Риме, оказался анализ ситуации, когда властвует один человек, и таким образом rei publicae как объекта служения viri boni ("добропорядочного мужа") не существует; она "утрачена" (res publica amissa). В такой ситуации Цицерон считал даже необходимым предаться философскому (литературному) досугу.
Цицерон много раз в различных вариациях использует выражения, содержание которых сводится к тому, что истинной rei publicae уже нет, она погублена, утрачена (amissa), будучи несовместной с тиранией отдельных лиц, в частности Цезаря. Например: res publica… nulla esset omnino (Off., II.3); rem vero publicam penitus amissimus (ibidem, 29) и др.7 В этом же смысле используется выражение parricidium patriae – "убийство (букв.: "отцеубийство") отечества" (Off., III,83; ср.: Phil., II,17 и др.). Важная для нас мысль о том, что "утрата истинного государства" является условием и – в качестве вынужденной необходимости – оправданием философского = литературного досуга, развернута в Off., II,2–4.
Саллюстию, акцентировавшему внимание на упадке нравов и коррупции государственной деятельности, не казалась привлекательной никакая cura rerum publicarum (В. J., III,1). Хотя историк считает необходимым оправдывать свой абсентизм, он все же утверждает, что res publica получит от его досуга гораздо большую пользу, чем от деятельности других (ibid., IV,4). Так Цицерон и особенно Саллюстий, оставаясь в целом на полисных позициях, изобрели логический ход, оправдывавший otium с позиций римского политического мышления (см. также: Cic. Tusc. Disp., I,5; Nat. deor., I,7; De offic., II,5; Sallust. B.J., III,1–IV.6). Этот путь мог завести достаточно далеко в условиях разложения системы ценностей civitas и изменения характера политической деятельности последних десятилетий республики и, особенно, с установлением империи.
В сохранявшейся тем не менее полисной системе представлений "уход" из сферы общественной деятельности, помимо своего реального жизненно-бытового смысла, становился еще знаком определенной политической позиции. Крайним его вариантом было самоубийство.
Подобный акт в контексте политических событий конца республики мог быть выражением протеста против "тирании", поправшей интересы rei publicae. Так, самоубийство Катона Утического – на языке политической идеологии первых десятилетий империй – читалось как символ гибели "свободы" (libertas): жизнь, поскольку ее предназначением было служение истинной rei publicae, теряла в этой ситуации свой смысл (Cato post libertatem vixit nec libertas post Catonem.– Sen. Const., sap. II,2; Cf. De prov., II,9; Ep. XXIV,7; CIV,32, etc.). Казалось бы, у одного из наиболее доверенных приближенных императора Тиберия, сенатора Кокцея Нервы, "не было никаких видимых оснований торопить смерть", но знавшие его мысли передавали, что чем ближе он приглядывался к бедствиям Римского государства, тем сильнее негодование и тревога толкали его к самоубийству (Т ас. Ann., VI,26). Еще через четверть века Анней Сенека воспевал его как единственно доступный для каждого – от раба до сенатора – путь к свободе.
Проблема соотношения vita activa и vita contemplativa — жизни активной и жизни созерцательной — была одной из острейших для мыслящих людей того времени и, в частности, для Сенеки. Обоснование созерцательного, философского образа жизни мы находим в трактате «О досуге», где автор сравнивает отношение стоиков и эпикурейцев к общественной деятельности (res publica). Мнение Эпикура резюмируется так: «Мудрец не должен заниматься общественными делами за исключением крайней необходимости». Точку зрения Зенона Сенека формулирует следующим с.54 образом: «Мудрец должен заниматься res publica, если ему что-либо не воспрепятствует» (De otio, III, 2). Однако далее Сенека утверждает, что не существует государства, которое может терпеть истинного мудреца, и нет мудреца, который смог бы вынести какое-либо реальное государство (VIII, 1—4). Поэтому на практике sapiens вынужден предпочесть otium, созерцательную жизнь, т. е. эпикурейский идеал. Сенека считает, что по существу это не противоречит стоической доктрине, поскольку мудрец, удаляясь от «малого» государства, не перестает быть гражданином «большого» (мира) и служит ему, постигая благо и истину. Однако эта оговорка еще более отдаляет философа от традиционной римской позиции.
В другом трактате, «О краткости жизни», Сенека советует Паулину, префекту анноны, оставить свои общественные обязанности и посвятить себя созерцательной жизни (возможно, это Помпей Паулин, занимавший ответственные посты при Нероне. — Plin. N. N. XXXIII, 143; Tac. Ann., XIII, 53, 2; XV, 18, 4). Бросается в глаза пренебрежительное отношение философа к самой должности Паулина, занимающегося «желудками людей» (De brev., XVIII, 6). Сенека преисполнен презрения к «занятым» (occupatis), мелким и крупным политическим дельцам, которых собаки насилу выгоняют из судов, за которыми следуют толпы клиентов (XII, 1). «Мерзкими» называет философ тех, кто до последнего дня жизни, стремясь к наживе, отправляет государственные должности.
Досуг, свобода, праздник и культура
Связанная тема - празднование в Дрэгон Дриминг
Свободные и несвободные образы жизни
К слову о базовом доходе.
Аристотель различал три образа жизни - bioi - между которыми мог выбирать свободный человек, т. е. человек, не зависящий от жизненной нужды и ею созданных обстоятельств.
Поскольку речь шла об образе жизни свободы, отсекались все профессии, прислуживающие самой жизни и ее поддержанию, стало быть прежде всего труд, который как образ жизни рабов страдал от двойной вынужденности, а именно от жизненной нужды и от приказа господина; но и созидательный образ жизни свободного ремесленника и нацеленная на прибыль жизнь торговца тоже оставались вне рассмотрения. Исключались тем самым все образы жизни, которые вольно или невольно, временно или в продолжение всего срока жизни не давали свободы движения и действия, не во всякий момент жизни позволяли человеку быть господином своего времени и своего местопребывания.
Три формы жизни, остающиеся после этого отбрасывания, имеют между собой то общее, что развертываются в области "прекрасного", т. е. в товариществе вещей, не необходимых в употреблении, даже вообще не имеющих какой-то определенной полезности. Среди них Аристотель перечисляет: жизнь, проводимую в наслаждении телесной красотой и расточении ее; жизнь, посвященную прекрасным деяниям в полисе; и жизнь философа, который через исследование и созерцание непреходящего пребывает в сфере нетленной красоты, неприступной для двоякого вторжения человека, создания новых вещей и расточения их.
В греческом восприятии собственно политическое вовсе ещё не обязательно возникало там, где люди начинали упорядоченную совместную жизнь. Не то, чтоб грекам вообще и Аристотелю в частности не было прекрасно известно, что совместная человеческая жизнь всегда складывается в какой-либо организованной форме. Не то, что господство как таковое по всей вероятности представляет собой какое-то исключительное жизненное образование. Но именно поскольку для совместной жизни людей организация необходима, такая голая организованность ещё не принималась ими (греками) за политическую. А поскольку деспотическое господство, необходимое, как показывал их опыт, во всех общественных образованиях, не сформировавшихся в полис, осуществляло власть, совершенно обязательную для поддержания жизни в таких обстоятельствах, они держались мнения, что жизнь властителя не принадлежит к образам жизни свободного человека.
Ханна Арендт "Vita Activa", перевод Бибихина, последний абзац я попыталась упростить для чтения.
Моменты, которые несколько зацепляют:
- несвобода всех образов жизни, которые сейчас подаются как образцовые - карьера, бизнес, власть… зато естественность дауншифтинга.
- культура и подготовка, требующиеся для того, чтоб вести образ жизни свободный - косвенно, но всё же. Ценитель прекрасного, политический деятель, философ - это всё немного не самое простое в жизни.
Немного покорёживает от того, что с точки зрения древнего грека современные люди практически все - почти рабы.
И так это отдельно - интересно, что у нас с дорастанием до чего-то, подобного полису. Где организация не требует несвободы, или требует минимума её.
Философия бывает очень прекрасна тем, что там можно найти ответы других людей, которые уже думали над занимающим тебя вопросом. Как-то иначе, в силу другого опыта, мест, времён, познаний.