hypomnemata и прочие сборники выписок

Начала я эту тему для себя, самое позднее, в воскресенье 29 ноября 2009 года, сохранённый заголовок помечен был временем 21:08.

Как я вообще вышла на неё? Мой начальник на тогдашней работе купил книжку американского копирайтера с забавным названием про гипнотические тексты (да, я помню название и автора, нет, я не хочу их называть). Я бы на такое название не польстилась, но книжка, к моему удивлению, оказалась не совсем бесполезна. Именно из неё я узнала о «swipe file» - файле или папке «тыренного», куда копирайтер собирает какие-то удачные тексты, фразы, полезные слова, в общем, всё, что ему показалось интересным и вдохновляющим, что может как-то пригодиться при создании новых текстов.

Разумеется, я решила посмотреть, что пишут про эти самые файлы, их собирание и использование. И в том числе забрела в википедию. Англоязычную, у нас такой статьи на тот момент обнаружить не удалось. Там, в разделе «Смотри также» и была ссылка на commonplace book. А дальше поехало. Выписки, записные книги писателей, цветники, пчёлы и изборники русской словесности, commonplace books и silva rerum Европы, hypomnemata и commentarii античности - похожие практики, разные названия. И ещё немного особняком занятное слово «Строматы», по творению Климента Александрийского (подробнее, например, https://en.wikipedia.org/wiki/Stromata и особенно http://ec-dejavu.ru/s/Stromata.html.

• https://en.wikipedia.org/wiki/Silva_rerum
• https://en.wikipedia.org/wiki/Commentarii

«Для собирания своих представлений и знаний о мире не так важно, с каких хвостов клубка начинать распутывать. Главное - распутывать. Фиксировать имена, даты, мнения и представления. Проявлять связи. И быть понятнее для себя же самой. Интегрирование, повышение самосогласованности». Почти любая тема начинается со сборника ссылок.

Место, куда удобно складывать незавершёнку так, что верится — вернусь, продолжу. Разом и незавершёнка не грузит, и процесс идёт. Почти дневник сканера по Барбаре Шер.

• Digital garden
• zettelkasten
• bujo

• https://en.wikipedia.org/wiki/Hypomnema

Hypomnema (Greek. υπομνημα, plural υπομνηματα, hypomnemata), также hupomnema - греческое слово с несколькими переводами: a reminder, a note, a public record, a commentary, a draft, a copy, and other variations on those terms.

Мишель Фуко использует слово в значении "note", но его переводчики используют слово "notebook", что есть анахронизм. Касаясь discipline of self-knowledge Сенеки, Фуко пишет: «In this period there was a culture of what could be called personal writing: taking notes on the reading, conversations, and reflections that one hears or engages in oneself; keeping kinds of notebooks on important subjects (what the Greeks call 'hupomnemata'), which must be reread from time to time so as to reactualize their coqntents.» cite:documents/foucault.hypoMnemata.en.html ¹

Commentarii (Latin, Greek: hupomnemata) — это заметки, чтобы помочь памяти, или memoranda. Эта исходная идея дала начало целому ряду значений: заметки и конспекты речей в помощь ораторам; семейные хроники, источник многих легенд о ранней римской истории, появившихся из желания восхвалить конкретную семью; дневники событий, происходивших в своём кругу, которые вели частные лица. Пример такого - day-book drawn up for Trimalchio in Petronius's Satyricon (Satyricon, 53) by his actuarius, a slave to whom the duty was specially assigned. Other commentarii were memoirs of events in which they had taken part drawn up by public men. Examples of these are the Commentaries of Caesar: Commentarii de Bello Gallico on the Gallic Wars and Commentarii de Bello Civili on the civil wars; another example is that of Cicero on his consulship. Different departments of the imperial administration and certain high functionaries kept records, which were under the charge of an official known as a commentariis (cf. a secretis, ab epistulis). Municipal authorities also kept a register of their official acts.

The Commentarii Principis were the register of the official acts of the emperor. They contained the decisions, favourable or unfavourable, in regard to certain citizens; accusations brought before him or ordered by him; and lists of persons in receipt of special privileges. These must be distinguished from the commentarii diurni, a daily court-journal. At a later period records called ephemerides were kept by order of the emperor; these were much used by the collection of biographies known as Scriptores Historiae Augustae (see Augustan History). The Commentarii Senatus, only once mentioned (Tacitus, Annals, xv. 74) are probably identical with the Acta Senatus.

There were also Commentarii of the priestly colleges: (a) Pontificum, collections of their decrees and responses for future reference, to be distinguished from their Annales, which were historical records, and from their Acta, minutes of their meetings; (b) Augurum, similar collections of augural decrees and responses; (c) Decemvirorum ; (d) Fratrum Arvalium. Like the priests, the magistrates also had similar notes, partly written by themselves, and partly records of which they formed the subject. But practically nothing is known of these Commentarii Magistratuum. Mention should also be made of the Commentarii Regum, containing decrees concerning the functions and privileges of the kings, and forming a record of the acts of the king in his capacity of priest. They were drawn up in historical times like the so-called leges regiae (jus Papirianum), supposed to contain the decrees and decisions of the Roman kings.

Изборник (събор, соборник, сборник) один из самых исконных и преобладающих видов древне-русской письменности и литературы на протяжении от XI до конца XVII века, отражающий в себе две наиболее характерные ее черты: компилятивный характер («избор от мног отец и мног книг») и тесную зависимость сперва от византийской и южно-славянских, потом от польской и западных литератур.

Изборник представляет из себя более или менее обширное собрание отдельных небольших произведений (в некоторых изборниках число их доходит до девятисот), связанных единством автора, содержания, иногда являющих собой род примитивной энциклопедии, подчас мозаики, состав которой обусловлен личными вкусами составителя — «списателя», наконец, даже объединенных совершенно произвольно, случайностью общего переплета, механически покрывающего вовсе разнородные отрывки и разных «списателей», и различных литературных эпох. Легкость составления изборника по готовым иностранным образцам, прикладной характер и многообразие даваемого им материала, позволявшее его читателю блеснуть при случае несуществующей образованностью, цитатами из никогда в глаза невиданных книг («събор от мног отец… вкратце сложен на память и на готов ответ» — гласит характерный подзаголовок одного из изборников) привлекали многочисленные кадры составителей и сделали И. излюбленным чтением древней Руси. Удовлетворяя минимальной пытливости современного читателя, изборники в то же время намечают предел, дальше которого не шло сознание древне-русского образованного человека. В силу этого литературная история изборника отображает не только развитие древне-русской книжности, но и вырисовывает в значительной степени основную линию всей древне-русской культуры.

Самые ранние образцы русского изборника (И. Святослава 1073 г., рукопись хранится в Моск. Синодальн. библиотеке; издан факсимиле Об-вом любителей древн. письменности в 1880 г. и Об-вом истории и древностей российских в 1882 г. и И. Святослава 1076 г., издан В. Шимановским в 1887 и 1894 г.г., рукопись — в Петрогр. Публичной библиотеке) связаны с именем Черниговского князя Святослава Ярославича. И. 1076 г. оказал значительное влияние на последующий тип наших сборников (о связи его, напр., с Измарагдами, см. исследование проф. Яковлева: «К литературной истории древнерусских сборников. Опыт исследования Измарагда, 1893 г.»), которые в соответствии с общим церковно-учительским направлением древне-русской письменности или представляли из себя собрание извлечений из отцов церкви (особенной популярностью пользовались сборники из творений Иоанна Златоуста с их названиями, характерными для эстетики, расцветавшей на золотом поле византийских мозаик: Златоструи, Маргариты (от Μαργαρ\'{ι}ται — жемчужины), упомянутые Измарагды, возникшие на русской почве Златоусты и некот. др.) или обслуживали нужды древней агиографии (Четьи-Минеи или месячники, — расположенные в календарном порядке жития святых, Патерики или отечники — жизнеописания святых определенной местности, монастыря, напр., Киево-Печерский патерик, Соловецкий патерик, Прологи, получившие свое название от предисловия Πρ\'{ο}λογος к византийскому Синаксарю — συν\'{α}γω собираю, схожусь, — сборнику кратких житий святых, переводом которого они и являются; торжественники — сборники похвальных слов и житий, приуроченных к праздничным дням и дням святых, — до сих пор почти не обследованные и некот. др.) или, наконец, давали сокращенное чтение из книг Ветхого и Нового завета (паремейники от {Παροιμια} изречение, притча; палеи — историческая и толковая — от Παλαια διαθηκη ветхий завет — библейско-апокрифические сборники с полемическими вставками против евреев и мусульман; шестодневы — изложение библейской космогонии и т. п.). Все эти виды засвидетельствованы в многочисленных рукописях и тянутся через списки XIII, XIV, XV в.в.

Однако, наряду с ними у нас, начиная уже с XII в. появились сборники, образующие как бы переходную ступень от письменности чисто-церковного характера к энциклопедиям и светским сборникам, получившим такое развитие в позднейшей литературе московской Руси. Это — так называемые Пчелы — своего рода своды житейской мудрости — сборники кратких афористических изречений и цитат «из писателей наших и внешних», т.-е. христианских и древних авторов — явившиеся компиляцией двух греческих сборников Максима Исповедника († 662) и монаха Антония XI в. (за свою компилятивную деятельность получил прозвище Μελισσα — пчела), исключительно привившейся на русской почве. Однако, позволяя себе вольность допущения языческих авторов, в качестве «вождей жизни» directorium vitae humanae, др. русского человека, благочестивые составители Пчел ставят их на соответствующее место: в сборниках, разделенных на отделы по предмету изложения (напр.: «О добродетелях и злобе», «о мудрости», «о власти и княжении» и т. п.) сперва даются выдержки из Евангелия, затем, последовательно, из апостолов, ветхого завета, творений отцов церкви и только в самом конце приводятся изречения знаменитых мужей языческой древности. В этом расположении материала намечена как бы самая схема эволюции всей древнерусской мысли.

Новые импульсы к дальнейшему развитию робкая мирская струя Пчел получает в течение XVI и XVII в.в. В этот критический период русской культуры — время «шатания» и старых порядков, и привычных умонастроений — когда в душную теремно-тюремную жизнь московской Руси впервые вторгаются те начала, которые подготовили впоследствии реформу Петра, — наблюдается с одной стороны стремление укрепить старину, подытожить многовековое развитие, с другой, все резче дает себя знать свежий ветерок, дующий с Запада. Обе эти тенденции находят выражение и в истории сборника (см. проф. Архангельский. Из лекций по истории русской литературы — литер. Моск. государства конца XV—XVII в.в., 1913 г.). Митрополит Макарий (XVI в.) составляет свои Великие Четий-Минеи, в которых он стремится собрать «все книги русской земли»; знаменитый оппозиционер Иоанна Грозного боярин А. М. Курбский (†1583 г.) воскрешает древний жанр Маргаритов, составляя оригинальный русский сборник Новый Маргарит; на основе все развивающейся историографии (многочисленные летописные сборники и своды, хронографы), составляется степенная книга — сборник, в котором последовательность исторических событий излагается по родословным степеням великих князей; затевается грандиозная, историческая энциклопедия. В то же время отчасти возникают вновь, отчасти получают усиленное развитие справочные словари, своего рода энциклопедии XVII в., — азбуковники; содержащие в себе первые зачатки естественной истории, физиологи или бестиарии, — сборники рассказов из жизни животных и птиц (в числе их такие, как феникс, кентавр и т. п.) с символическими истолкованиями; лечебники или травники, содержание которых распространяется не только на лечение болезней, но и на знахарство в самом широком смысле этого слова, обнимающее собой всю казуистику древне-русского домо- и бытоустроительства; синодики или помянники, возникшие из записей имен умерших (напр., знаменитые «кровавые синодики» Иоанна Грозного), постепенно вытесненных в особые поминальные книжки всякого рода повестями и сказаниями, первоначально служившими им предисловиями и выроставшими на мотиве поминовения усопших. Снабженные «лицевыми картинками» (иллюстрациями) Синодики были самым распространенным народным сборником, совершавшим свой оборот решительно во всех слоях тогдашнего русского общества и явившимся ближайшим предком позднейшей лубочной литературы.

Наконец, с Запада через Киев и Польшу врывается целый поток новых сборников, далеко отодвигающих и без того ослабевшее византийское влияние и окрашивающих письменность и литературу Московской Руси в почти несвойственные ей доселе тона светской беллетристики. Наиболее типичными образцами этого рода являются переведенные по большей части с польских пересказов сборники назидательных средневековых повестей — Римские деяния, Великое зерцало (переведено по повелению Алексея Михаиловича); сборник апокрифических повестей Луцидариус (т. е. Elucidarius — просветитель); сборник басен и апологов Зрелище жития человеческого; сборник острых слов и мудрых изречений Апофегмы ит. п. Полного обмирщения И. достигает в проникшем также через Польшу и быстро получившем самое широкое распространение скользком жанре маленьких фривольных западно-европейских новелл, фацеций (facetia — шутка, острота; начало этому литературному роду положил знаменитый сборник итальянского ученого Поджио в 1471 г.), польских фражек, жарт, давших на русской почве многочисленные собрания всякого рода «смехотворных издевок», «повестей смехотворных» и пр. — складочное место образов и тем нашей позднейшей анекдотической и народно-сатирической литературы.

Последними московскими сборниками, завершающими собой полный цикл развития изборника вообще были целиком сложившиеся на туземной почве так называемые цветники. Содержание цветников, продолжающих и самым своим названием и общим характером традицию древних Пчел, — целиком зависело от индивидуальных вкусов их составителей и колебалось от мелких выписок, извлечений и примеров на религиозные темы, через морализующие поучения и притчи, облеченные зачастую силлабическими виршами, до кратких повестей чисто светского характера. Цветники держались вплоть до половины XVIII в. ( в старообрядческой письменности и литературе и еще долее). Название их через журнал «Цветник» (издавался в 1809—10 г.г. А. Е. Измайловым и А. П. Беницким) и Северные цветы Дельвига передалось и нашим дням (альманахи символистов Северные цветы и Северные цветы Ассирийские). Что касается общей традиции изборника, то с возникновением периодической печати, в частности с появлением толстых журналов, она явно уходит из литературы, создавая зато за ее пределами широко распространенный одно время обычай рукописных альбомов. Однако, если можно говорить только о самой отдаленной связи между др.-русскими изборниками и альманахами, получившими столь широкое распространение в начале XIX в., равно, как литературными сборниками, не менее характерными для его конца, то за последнее время делаются неоднократные попытки вернуться к самому термину изборник, понимаемому чаще всего в качестве собрания избранных произведений того или другого автора (напр., альманах Северный Изборник 1917 г., Избранъ, Асеева, 1923 г. и др.).

Д. Благой.

• http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A6%D0%B2%D0%B5%D1%82%D0%BD%D0%B8%D0%BA_(%D1%81%D0%B1%D0%BE%D1%80%D0%BD%D0%B8%D0%BA)

Цветник — в русской библиографии общее название рукописных и старопечатных сборников определённого характера. Цветники состоят из мелких выписок, изречений, примеров и так далее, извлечённых из разных интересных статей. Уподобляя себя трудолюбивой пчеле, собирающей сладость различных цветов, старый книжник — переписчик, редактор, владелец рукописи — мог называть каждый сборник такого характера цветником. Поэтому сначала слово Цветник служило как бы украшающим эпитетом, как и другие названия сборников и изборников — «Златая Цепь», «Златая Матица», «Пчела», «Вертоград», «Рай», «Луг», «Крин» и так далее.

До XVII века русские Цветники не имели вполне определённого типа, так как выбор статей и отрывков обусловливался личным вкусом древнерусского читателя: один составлял себе Цветник из поучений аввы Дорофея, другой выбирал «Цветы» из хронографов и Скитского патерика, третьему нравились народные произведения вроде «Беседы трёх святителей».

Обычай составлять для своего употребления Цветники держался в России до XVIII века. Повести и нравоучения, изложенные силлабическими виршами, соединялись иногда в сборник и назывались Цветником.

В московской синодальной библиотеке хранились два рукописных Цветника: один XVI века, содержавший краткие повести, притчи и поучения; другой составлен в 1665 году Семёном Жюлевым из произведений, назначенных большей частью для народного чтения («Сочинения» Н. С. Тихонравова, т. I, 30). То же самое мы находим и в старопечатных книгах, например, в киевском издании 1628 года «Лимонарь, сиречь Цветник отца нашего Софрония патриарха Иерусалимского, составленный Иоанном иеромонахом».

Co второй половины XVII века начинают появляться Цветники в узком значении термина, как собрания выписок, справок и ссылок из разных статей, сделанные не столько для душеполезного чтения, сколько для полемических целей. Такие Цветники были весьма обычны в старообрядческой письменности даже конца XIX века, например, описанные И. А. Бычковым в «Каталоге собрания славяно-русских рукописей П. Д. Богданова» (выпуски I и II, Санкт-Петербург, 1893), В. М. Ундольским в «Очерке славяно-русской библиографии» (Москва, 1871), Д. Ровинским («Русские народные картинки», т. III, 160, IV, 58, 568 и др.).

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

http://mstud.org/topics/_f/florilegium.html Термин флорилегия также применялся буквально к трактату о цветах или средневековым книгам, которые посвящены скорее декоративным, чем лекарственным или утилитарным растениям. Оттуда же пошла ботаническая иллюстрация.

Florilegium (флорилегий, множественное число florilegia) — латинское название, эквивалентное греческому «антология» и церковнославянскому «цветник»: так назывались средневековые сборники цитат из авторитетных авторов, которые составлялись, чаще всего, для нужд богословской полемики

В. М. Лурье (иеромонах Григорий). Главы к учебнику по философии

После принятия христианства на Руси широкое распространение получили так называемые флорилегии (от florilegus - «собирающий цветочный нектар») — переводные сборники изречений, приписываемых древним мудрецам или отцам Церкви. Было таких сборников великое множество, среди русских читателей они пользовались огромной популярностью и активно переписывались вплоть до XVIII в.

…. Первые сборники изречений появились в эпоху эллинизма (IV-III вв. до н.э.); они предназначались главным образом для использования в школах — для изучения грамматики, творчества различных авторов и ознакомления с теми или иными философскими системами. Из ранних собирателей изречений наиболее известен александриец Димитрий Филирский (около 320-285 гг. до н.э.). Большое влияние на последующих авторов оказал Хрисипп (около 280-207 гг. до н.э.), составитель поэтического флорилегия, имевшего целью пропаганду философии стоиков.

В эпоху эллинизма одним из обязательных критериев отбора материала для флорилегия был критерий эстетический: учитывались художественная форма изречения, образность выражения в нем мысли. В римскую эпоху характер сборников претерпел существенные изменения. Они все более и более превращаются в своего рода справочники, предназначенные различным специалистам. Типичным образчиком такого имеющего ярко выраженную утилитарную направленность флорилегия была составленная Катоном Старшим для своего сына энциклопедия, содержавшая сведения о земледелии, военном деле, праве, нравственности, риторике и даже практической медицине.

…

К исходу античности завершилось формирование флорилегия по содержанию и форме. Он представлял собой определенным образом (по темам, по именам, по алфавиту) организованное собрание изречений выдающихся поэтов, философов, ораторов и исторических анекдотов, предназначавшееся для изучения в школах, а также служившее справочником.

Византийские христианские флорилегии по форме явились продолжением флорилегиев языческих. Однако … на первых местах теперь помещались изречения из Священного Писания и отцов Церкви. Изречения же языческих авторов адаптировались к требованиям новой религии, подвергаясь при необходимости некоторым изменениям. …

…

На русской почве роль переводных сборников была несколько иной. Они не стали учебным пособием в школах, потому что школ типа византийских на Руси не было. По мнению М.Н. Сперанского, «флорилегий с античным прошлым превращался у нас в типичный четий сборник в небогатой не строго церковной группе этого сорта поучительной литературы». Тем не менее значение переводных сборников изречений для истории русской литературы и русской образованности трудно переоценить. Они знакомили древнерусского читателя с именами античных авторов и сюжетами их произведений, углубляли его исторические и естественно-научные познания и способствовали тому, что уже с первых шагов становление древнерусской культуры осуществлялось на фундаменте богатейшей античной традиции.

«Священные параллели», приписываемый традицией Иоанну Дамаскину и созданный, очевидно, не позднее 756 г. н.э. двухтомный сборник Антония Мелиссы (ХI-ХII вв.), сборник Максима Исповедника «Пчела» «Моление» Даниила Заточника. «Мерило праведное» — сборник XIII в., выборка из «Пчелы», уже переработанная на русской почве, , включающий как русские, так и византийские переводные памятники. «Цветы дарований»

По жанру флорилегии причисляются к так называемым сборникам устойчивого состава. Д.С. Лихачев дал им меткое название «жанры-сюзерены», поскольку они объединяют в себе другие жанры, как бы «жанры-вассалы» (слова, поучения и т.д.). Говоря, например, о «Пчеле» и названиях некоторых других сборников, Д.С. Лихачев отмечает: «Метафора, заключенная в каждом из этих названий, указывает, что перед нами произведение собранное, составное, соединяющее лучшее и полезнейшее» [Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979. С. 59, 60. ].

…

Флорилегии возникли первоначально как собрания цитат из поэтических произведений. В дальнейшем эта традиция была нарушена. На русскую почву они перешли уже как сборники прозаические. Даже высказывания поэтов были переданы прозой. Здесь не место анализировать причины "прозаизации" фрагментов античной поэзии в славянских переводах. Однако нельзя не отметить, что поэтический потенциал флорилегиев не был утрачен. Более того, даже никогда не имевшие поэтической формы изречения, включенные в них, тем не менее с поразительной легкостью и, если можно так выразиться, филологической готовностью ложатся под перо перелагающего их на язык поэзии интерпретатора.

Ю.Л. Воротников. Круг чтения наших предков. Переводные сборники изречений // Вестник Российской Академии Наук. 2002. Т72, №1, с. 37-42 http://vivovoco.astronet.ru/VV/JOURNAL/VRAN/02_01/OLDTRANS.HTM

Так, тексты-компиляции, – например, флорилегии – использовались в самых разных ситуациях. Флорилегии, составленные из изречений Отцов церкви, юристов или философов, применявшиеся в научно-образовательных целях, соседствуют с флорилегиями на духовные темы, которые служили мистическим, аскетическим, медитативным, назидательным – или, говоря современным языком, терапевтическим – целям. И здесь мы также не можем ни провести четких границ, ни разложить все по полочкам ради нашего удобства, в особенности, если нам ясно, что средневековую метафизику следует понимать и рассматривать как «форму жизни», а не как одну из ряда «теоретических дисциплин», и ясно, как должен осуществляться такой подход. Это герменевтическое предпонимание ставит перед нами труднейшие проблемы и имеет весьма далеко идущие последствия для интерпретации: мы уже не можем исходить из (привычного нам) разделения на «теоретический» и «практический» разум. Ведь сам образ мироустройства в Средние века не опирался ни на какое предшествующее ему чистое знание, но был выражением некоторой основополагающей, - а именно, созерцательной, - жизненной позиции

https://lubomudram.livejournal.com/6599.html из перевода статьи профессора Дрезденского университета Томаса Ренча "Культура quaestio: к вопросу об истории литературных форм средневековой философии".

Commonplace books — способ накапливать знания путём записывания их в книги. ``Commonplace'' - перевод латинского термина ``locus communis'', означавшего общеизвестное суждение. И commonplace books могли быть собраниями таких высказываний, как например, commonplace book Джона Мильтона. Гуманитарии расширили использование этого названия до любой рукописи, в которой некто собирает материал по какой-то обычной теме.

В сущности, это были альбомы для вырезок, которые заполняли чем угодно: медицинскими рецептами, цитатами, письмами, стихами, таблицами мер и весов, пословицами, молитвами, юридическими формулами. Их использовали читатели, писатели, студенты и филологи, чтобы легче запоминать полезные понятия или факты, которые они изучали. Каждая такая книга была уникальной и соответствовала интересам её создателя. Как только появилась дешёвая бумага - примерно с 14 века. Корни этой традиции в способах обучения классической риторике, и “commonplacing” оставалась популярной техникой до начала 20го столетия.

Старая функция «наведения порядка» — сжато выражать и концентрировать полезные и даже образцовые идеи и выражения — со временем становилась всё менее популярной.

Разумеется, не всякая такая книга имеет литературную ценность, да они на то и не претендуют. В первую очередь они удобны для владельца. Во-вторую - имеют некоторую культурологическую ценность, потому что позволяют составить некоторое представление о вкусах, интересах и личности владельца.

Тырено с http://en.wikipedia.org/wiki/Commonplace_book и оочень частично пересказано по-русски.

• https://www.penspaperplans.com/bujo-zibaldone-commonplace-books/ - тут буджо и коммонплейсбуки ещё с zibaldone сравнивают. Венецианское примерно о том же.
• https://thepaperkind.com/2020/08/15/commonplace-book - типа Эразм Роттердамский (Erasmus of Rotterdam) чота писал про коммонплейс буки
• https://ryanholiday.net/how-and-why-to-keep-a-commonplace-book/
• http://thoughtcatalog.com/ryan-holiday/2013/08/everyone-should-keep-a-commonplace-book-great-tips-from-people-who-do/

bibliography:../../bibliography/biblio.bib bibliographystyle:unsrt